Дедукция понятий феноменологической онтологии. Ничто и свобода

Надеюсь, что вы уже поняли, почему в-себе-бытие, как его трактует Сартр, само неспособно породить Ничто.

Однако очевидно, что стать «неантизированным», уничтожиться в отрицании и потом существовать в качестве подвергнутого отрицанию, может бытие чего-то — ведь для того, чтобы неантизироваться, нужно прежде быть!

Поэтому бытие любого Ничто, согласно Сартру, весьма специфично: оно скорее только «обладает внешностью бытия»; оно не просто есть, а скорее «есть было» (est été); оно само уже не неантизируется, потому что «есть неантизированное».

Поэтому должно существовать еще и нечто такое, бытие чего в принципе не может быть «в-себе»; поэтому оно само должно обладать способностью «неантизировать», т.е. привносить Ничто в состав Бытия. Это «такое сущее, посредством которого ничто приходит к вещам».

Это особое сущее не может быть пассивным — оно не просто обладает способностью созерцать Ничто в качестве данности и не может производить Ничто, само оставаясь пассивным в отношении этого процесса, примерно так, как растения производят кислород.

«Бытие, посредством которого Ничто приходит в мир, должно неантизировать Ничто в его бытии; к тому же есть даже риск соорудить Ничто как некую трансценденцию внутри самой имманентности, если Ничто не неантизировано в его бытии в отношении его бытия».

Какое же сущее из всего того, что существует, способно «неантизировать» все, что угодно, включая даже Ничто? Вот ответ Сартра: «Бытие, посредством которого Ничто приходит в мир, — это сущее, в котором, в его бытии, содержится вопрос о Ничто его бытия: сущее, посредством которого Ничто приходит в мир, должно быть его собственным Ничто».

Или, другими словами, Ничто должно быть его собственной, и притом исключительной, онтологической характеристикой.

Припомнив примеры «неантизации», которые были приведены выше, нетрудно догадаться, что таким сущим является человек — ведь, обладая способностью задавать вопросы касательно бытия, он, во-первых, некоторым образом ставит себя самого «вне бытия» (как того, о чем спрашивается); а во-вторых, на вопрос о бытии всегда может быть дан и отрицательный ответ.

Эти два взаимосвязанных момента составляют суть того специфического «качества» человеческого бытия, которое я упомянул, когда речь шла о различиях в исходных установках онтологических конструкций Гегеля и Сартра, а именно свободы.

Свобода в конечном счете сводится к способности нечто отвергать, отрицать. И к тому же она — не просто одно из свойств, которым обладает человек наряду с другими свойствами.

Свобода — это особенность, исключительное качество именно человеческого способа бытия! Это свойство только такого бытия, которое есть бытие сознания, а оно по природе своей рефлексивно.

Человек разумный (или, более корректно, как «сознание во плоти»), не может не быть свободным, т.е., делая себя предметом собственной рефлексии, так или иначе, позитивно или негативно, оценивать себя и собственное поведение.

Поэтому-то у человека, согласно Сартру, «существование предшествует сущности». И это не метафора, а важнейший онтологический тезис.

Нельзя сказать, например, что человек рождается, чтобы потом стать свободным, потому что нет никакой разницы между выражениями «быть человеком» и «быть свободным человеком». И потому бытие сознания — это то же самое, что сознание свободы.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)